Иллюзия греха

Тихая покорная Зоя уже оделась и молча сидела на краешке дивана, терпеливо ожидая его указаний. Собираться уходить? Сварить кофе? Поискать какие-нибудь продукты и приготовить легкий ужин? Что господин прикажет? Нет, определенно, если уж жениться когда-нибудь, то только на ней. Она, по крайней мере, существование не отравит, не будет мешать, лезть с глупыми разговорами, проявлять ненужную инициативу. Да, Зоя - это вам не Верочка.

- Пойди умойся, - ласково сказал он ей. - У тебя тушь под глазами размазалась.

Зоя послушно поднялась и ушла в ванную. До него донесся шум льющейся воды, потом Зоя снова появилась в комнате. Лицо ее было чисто умытым, но почему-то расстроенным.

- Валерий Васильевич, вы меня простите, пожалуйста...

- Что случилось, Зоенька?

- Я, наверное, глупая, и вкус у меня плохой. Вам не понравилась туалетная вода, которую я вам подарила, да?

- С чего ты взяла? Замечательный подарок, я очень тебе благодарен.

- А почему вы его домой не унесли? Я видела, флакон в ванной стоит, в шкафчике. Вы его передарили вашему другу? Он вздрогнул. Ну какой же идиот! Надо было сорвать с коробки эту дурацкую наклейку, которую Зоя туда присобачила, написав на ней какие-то поздравительные слова к Новому году. Без наклейки была бы обычная коробка с обычным флаконом внутри, в любом магазине можно купить, поди докажи, что это тот самый, ею подаренный, а не просто точно такой же. И дернул ее черт лезть в шкафчик! Чего она там искала?

- Зоя, сколько раз я тебе повторял: перестань называть меня по имени-отчеству! - раздраженно ответил он, предпринимая отчаянную попытку спасти положение и увести разговор в сторону. - Я отец твоего ребенка, а ты мне "выкаешь", как маленькая.

- Извините, - тихо произнесла она, - я не думала, что вы из-за этого сердитесь.

- Да, сержусь. И не забывай, дорогая моя, я все-таки человек женатый. Ну как я мог отнести твой подарок домой, подумай сама. Если бы я это сделал, мне пришлось бы сорвать с коробки наклейку, на которой ты написала такие чудесные теплые слова, а эти слова и есть самое ценное в твоем подарке. Да, я оставил подарок здесь, но здесь я могу хотя бы иногда взять его в руки и снова прочитать то, что ты мне написала. Понимаешь?

- Извините, - снова повторила Зоя. - Я не подумала.

- Ну все, оставим это, - он с облегчением перевел дух. - И не смей мне больше сцены устраивать. Пойдем на кухню, сваришь кофе.

Маневр удался, Зоя к разговору о подарке больше не возвращалась.

- А когда ваш друг вернется? - спросила она, разливая по чашкам крепкий дымящийся кофе.

- Не знаю точно. Он уехал на три года, но ведь сейчас время сама знаешь какое. Вот пройдут выборы - видно будет. Если власть переменится, вполне вероятно, что ему придется вернуться. Новый президент сформирует новое правительство, а следом за этим начнется смена дипкорпуса. Так что... Он развел руками, всем своим видом показывая, что не может с уверенностью сказать, сколько времени эта квартира будет в его распоряжении.

- Но тебя это не должно беспокоить. Когда родится ребенок, ты все равно будешь привязана к дому, так что наши свидания придется отменить. Разумеется, мы будем встречаться с тобой, и очень часто, но уже, - он лукаво улыбнулся, - не в интимной обстановке. Кстати, как твои родители себя чувствуют?

- Плохо, - вздохнула Зоя. - Болеют все время. Они старенькие уже, я у них поздний ребенок. Наверное, это у нас семейная традиция - рожать ближе к сорока годам. Меня мама родила в сорок два. А папа старше ее. Налить вам еще кофе?

- Налей. Он протянул ей чашку, с удовольствием глядя на Зоины ухоженные руки с тщательным маникюром. Просто удивительно, откуда в ней столько забитости и покорности? Ведь красивая же баба, холеная, и вкус отменный, не то что у Веры. Вера ухитрялась красить ногти не только зеленым, но и черным лаком, а побрякушек надевала на себя столько, что в глазах рябило. Как елка новогодняя. Правда, она яркая, броская, ей все это идет, спору нет, но все-таки по большому счету это безвкусица. Моветон. Зоя никогда себе такого не позволяет. Лак на ногтях темно-телесный, матовый, никакого перламутра, ничего переливающегося. Из украшений только изящная золотая цепочка на шее, даже без кулона. Странно, почему она ухитрилась до тридцати шести лет оставаться старой девой. Глаз у мужиков нет, что ли? Или ее забитость и робость все затмевают собой, даже ее внешние данные? Впрочем, он и сам такой же. Первое время воспринимал Зою как несчастную некрасивую одинокую женщину, махнувшую рукой на мечты о полноценной личной жизни, и только много времени спустя заметил, что ничего некрасивого в ней не было. Конечно, не супермодель, но и не уродина.

Интересно, какой ребенок у них получится? Должен получиться самый лучший. Он уверен, что отточил методику до полного блеска. Интеллект, память, физическая выносливость - все будет в этом ребенке самого высшего качества. Первые опыты были не совсем удачными, дети рождались больными, со слабым сердцем, давали на все сильнейшую аллергическую реакцию. Что-то с кровью у него не получалось. И комбинация качеств оставляла желать лучшего. У первого ребенка, у Иры, - одно, у Наташи - другое, у Ольги - третье... А вместе никак не соединялось. Теперь все должно получиться, он уверен в этом. И хорошо бы, чтобы родился мальчик.

- Ты кого хочешь, мальчика или девочку? - спросил он у Зои.

- Мальчика, - робко улыбнулась она. - В вашу честь. Если будет мальчик, назову Валериком.

- А если девочка?

- Девочка будет... Нет, не знаю. Для девочки я еще имя не выбрала. Наверное, Валерия, чтобы на ваше имя было похоже.

- Ну спасибо, - усмехнулся он. - Ладно, детка, давай собираться, пора расходиться по домам.

Он подождал, пока Зоя вымоет чашки и джезву и уберет посуду на место, вышел вместе с ней на улицу и проводил до метро. Ехать им нужно было в разные стороны.

Настя ухитрилась где-то подхватить грипп, чему сама немало изумлялась. Несмотря на слабые сосуды и вечные проблемы с травмированной спиной, к разным вирусным инфекциям она была поразительно устойчива, и когда вся страна ровными рядами укладывалась в постель во время очередной эпидемии, преспокойно ходила на работу и даже никаких профилактических мер не принимала. Она заметила, что вирус, способный свалить ее с ног, появляется один раз в восемь лет, какой-то он особенно хитрый. Все остальные разновидности инфекционной заразы ее не берут. Нынешняя болезнь подстерегла ее как раз спустя восемь лет после последнего гриппа. Именно восемь лет назад Настя в последний раз валялась с температурой под сорок и жуткой ломотой в ногах.

Поэтому на встречу с Ташковым Юра Коротков поехал один. Настя вся извелась от невозможности самой поговорить с оперативником из ФСБ и услышать все своими ушами, но понимала, что из дому выйти не может.

- Ты хоть на обратном пути заскочи ко мне, - просила она Короткова, расскажешь, как все прошло.

- Ладно, заеду, - пообещал Юра.

После того, как ему снова позвонила Ира Терехина и назвала фамилию человека, который приходил к ней поговорить об Олеге, полковник Гордеев был поставлен в известность о неприятном факте: сестра похищенной Наташи Терехиной каким-то образом попала в оперативную разработку, ведущуюся ФСБ, и это создает определенные трудности как милиционерам, так и контрразведчикам. Не вступать в контакт с милицией Ирина не может просто в силу сложившейся ситуации, потому что пропала ее сестра и ее нужно искать, но эти самые контакты могут испортить Ташкову всю работу, так как могут насторожить квартирантов Терехиной и сорвать всю тщательно готовящуюся комбинацию. Потом Виктор Алексеевич Гордеев, как и положено в таких случаях, пошел "по команде", состоялись встречи руководителей обоих ведомств рангом повыше, затем рангом пониже, затем еще пониже, и наконец дело дошло до конкретных исполнителей. Со стороны ФСБ - майор Ташков Александр Николаевич. Со стороны МВД - майор Коротков Юрий Викторович. Им было предложено встретиться и разработать план действий, если уж не совместных, то хотя бы не мешающих друг другу.

Коротков уехал встречаться с коллегами из братского ведомства, а Настя принялась бесцельно бродить по квартире, борясь с труднопреодолимым желанием прилечь.

- Чего ты маешься? - недоуменно спрашивал ее муж. - Легла бы.

Он сам давно уже отделался от своего бронхита и сейчас только изредка покашливал. Болел он с удовольствием и вкусом, почти не вставая с дивана и то и дело сладко засыпая, и даже позволял себе слегка покапризничать, впрочем, не увлекаясь, больше для порядка: больной ведь, ему все можно. Но в меру. Сейчас, когда заболела Настя, ему искренне хотелось, чтобы жена хоть немного отдохнула, выспалась, отлежалась. А заодно и ела нормально, как полагается приличным людям, три раза в день. Он с утра уже сбегал на рынок за фруктами, питая слабую надежду на то, что ему удастся, пользуясь Настиной болезнью, впихнуть в нее какие-нибудь витамины. И ее упорное нежелание лечь под одеяло и успокоиться вызывало у Алексея удивление, граничащее уже с негодованием.

- Прими лекарство и ложись, - требовал он.

- Не хочу, - упрямо мотнула головой Настя. - Если я лягу, то усну. Мне нельзя.

- Почему нельзя?

- Мне подумать нужно.

- Подождут твои мысли, не убегут никуда. Выспись, потом думай. На свежую-то голову оно всегда лучше.

- Нет. Не хочу. Я лучше с тобой посижу на кухне.