Иллюзия греха
- Ну все, бегите, а то на работу опоздаете.
Вчерашний незнакомец появился как раз в тот момент, когда Ира прятала в подсобку метлу. В первый момент у нее появилось ощущение, что она сходит с ума. Судьба словно насмехается над ней, заставляя переживать одно и то же по два раза. Потеряла Наташу - следом исчез Олег. Вчера этот человек появился и начал с ней разговор точно так же, как совсем недавно это сделал Олег. Сегодня он подошел к ней в точно такой же момент, как два дня назад подходил Коротков. Все повторяется. Или у нее уже крыша поехала?
- Доброе утро, - весело поздоровался он. - Это опять я.
- Вижу, - хмуро откликнулась Ира. - Чего опять надо?
- Все то же. Поговорить.
- Некогда мне.
- Но вы же закончили работу. Я давно за вами наблюдаю, как только вы уборку начали. Сейчас вы все сделали, так что самое время поговорить.
- Мне еще лестницы мыть вон в том доме, - упрямо сказала она, не поднимая глаз.
- Подождут лестницы. Ирина Леонидовна, у нас с вами проблема посерьезнее.
- Ах уже и Ирина Леонидовна! - Ее лицо исказила презрительная гримаска. - А вас как величать прикажете?
- Александр Николаевич. Можно просто Саша.
- А документы у вас есть, Александр Николаевич?
- Обязательно, - улыбнулся тот, но не сделал ни малейшего движения, чтобы достать их и показать Ире.
- Мне их нужно увидеть. Обязательно, - передразнила она. - Иначе никакого разговора не будет.
Он молча протянул ей удостоверение, и Ира старательно, как учил ее Коротков, все прочитала от первой до последней буквы. Ташков Александр Николаевич. Майор. Начальник отделения. Она прочла все еще разочек и вернула документ владельцу.
- Ну, давайте разговаривать, раз вам так приспичило, - милостиво согласилась она. - Только недолго, у меня работы полно.
- Припомните, пожалуйста, Олег говорил вам что-нибудь о том, где он провел день, чем занимался, с кем встречался?
- Он передо мной не отчитывался. Она решила быть как можно суше и лаконичнее. Этот Ташков пока что не сделал ей ничего плохого, ничем ее не обидел, но он ей уже не нравился. Ира даже не могла бы сказать, почему. Может быть, потому, что жив, а Олег - погиб.
- А о чем вы разговаривали, когда встречались?
- Вам какое дело? - вяло огрызнулась она, думая больше о Наташе, чем об Олеге. Ему все равно уже не поможешь. А вот Натка...
- Ирина Леонидовна, я прошу вас, помогите мне. Олег - мой товарищ, мы с ним вместе работали, и сейчас я делаю все для того, чтобы найти тех, кто его убил. А вы разговариваете со мной так, как будто я ваш личный враг или взял у вас деньги в долг и не отдаю.
Ей стало неловко, но это быстро прошло.
- Ладно, извините, - примирительно сказала Ира.
- Так о чем вы разговаривали?
Действительно, о чем они разговаривали? Ведь не молчали же они в те минуты, пока шли от "Глории" до ее дома. И если он не поднимался к ней, то еще возле подъезда минут десять стояли. И тоже не молча. А если пытаться вспомнить - так вроде и ни о чем. Или... Как ни странно, но выходило, что разговаривали они в основном о ней, об Ире. О ее сестрах и брате, о ее матери, о ее квартирантах. А больше ни о чем. Она тут же вспомнила наказ Короткова: стараться, чтобы разговор не коснулся Наташи. Поэтому ответила коротко и максимально честно (с учетом вышеназванного ограничения, поставленного Коротковым):
- Обо мне разговаривали. О моих квартирантах.
- О квартирантах? - удивленно приподнял брови Ташков.
- Ну да. Я комнаты сдаю. А что, нельзя? - с вызовом спросила Ира.
- Да нет, можно. И что квартиранты?
- Ничего. Обычные жильцы.
- И что вы рассказывали о них Олегу?
Сначала она даже не поняла, что происходит. Просто добросовестно пересказывала Ташкову все, что спрашивал у нее Олег и что она ему отвечала. Глаза у Ташкова делались с каждой минутой все более жесткими, лицо напряженным, а голос - отрывистым, когда он порой перебивал ее, задавая уточняющие вопросы. И вдруг ее пронзила догадка. Ей показалось, что в нее воткнули железный прут и проталкивают поглубже. Олегу и этому Ташкову были интересны ее квартиранты. И не Георгий Сергеевич, тихий бухгалтер, а именно Муса, Шамиль, Ильяс и их дружки. Что же выходит, Олегу были нужны они, а вовсе не она, Ира? Он притворялся, он ложился с ней постель, он говорил, что ему совсем не противно ее прыщавое лицо, а сам... Работал. Собирал сведения. Какая гадость! А она, дура, поверила, размякла. Маму она ему, видите ли, напоминает. Доброе дело он хочет сделать. К врачу ее записал. Мерзость.
- Что с вами, Ирина Леонидовна? - обеспокоенно спросил Ташков. - Вам нехорошо?
- Мне отлично, - ответила она безжизненным голосом. - В любом случае, мне лучше, чем Олегу. Неужели вам никогда не надоест использовать в своих целях таких доверчивых дур, как я? Ну давайте, изображайте страстную любовь, просите, чтобы я привела вас в гости, познакомила с жильцами. Вам ведь жильцы мои нужны, да? Господи, ну почему меня все используют, кому не лень? Я же человек, поймите вы это, я человек, живое существо, а не предмет неодушевленный, которым можно попользоваться и выбросить на помойку. Ну что вы молчите? - Она сама не заметила, как перешла на крик. - Я права, да? Олег ходил ко мне только ради Ильяса и его компании? Не скажу я вам больше ничего! Я не буду помогать вам искать его убийцу. Этот убийца доброе дело сделал, избавил мир от еще одной двуличной сволочи. Олег подвиг, видите ли, совершил, несчастную бродяжку подобрал на улице, пригрел, накормил, а она к нему привязалась. Дешевка вшивая! Дерьмо!
- Тише, Ира, тише. Ташков ласково обнял ее за плечи и достал из кармана чистый платок, чтобы вытереть слезы, градом катящиеся по ее лицу.
- Ну поплачьте, поплачьте немножко, вам легче станет. А потом поговорим. Она всхлипнула, пытаясь взять себя в руки, но не справилась с нервами и отчаянно разрыдалась, уткнувшись лицом в его широкое плечо.
ГЛАВА 11
Второй день подряд не переставая шел дождь, и доносящийся из-за окна ровный шум моросящих струй успокаивал. Он даже окно открыл, чтобы лучше слышать звук дождя и вдыхать влажный прохладный воздух. Здесь, в этой квартире, он чувствовал себя спокойно и уютно, он точно знал, что сюда никто никогда не придет. Кроме него самого и его женщин, разумеется. Его доноров. Его подопытных кроликов. Своих женщин он ценил, как ценят любимую авторучку, которой привыкли писать, любимое кресло, в котором привыкаешь сидеть вечерами с книгой или перед телевизором, как любимую чашку, из которой и кофе кажется вкуснее. Но не потому, что он привыкал к ним, а потому, что они были ему нужны, необходимы. Они должны были рожать ему детей, и поскольку, кроме них, этого сделать никто не мог, ему приходилось их ценить. И даже где-то любить. По-своему, конечно, в меру его понимания и способностей.