Чувство льда

– Баба Вера!

Мальчик влетел в комнату и повис на Вере Борисовне. Та крепко обняла его и расцеловала.

– Ты мое солнышко, – ласково приговаривала она, разглядывая Никиту, – ты мой чемпион, ты мое сокровище. Мой руки скорее и садись, пока блины не остыли.

Разминка окончилась, на лед вызвали первую спортсменку, и по установившейся традиции все дружно взяли в руки по первому блину.

– Баба Вера, а ты хотела бы сейчас быть там? – спросил Никита с набитым ртом.

– Конечно, хотела бы.

– Почему же ты не поехала? Тренеры же ездят.

– Ездят те тренеры, у которых воспитанники выступают. Можно поехать и за свой счет, но для меня это очень дорого.

– А твоих учеников там нет?

– К сожалению, нет, – усмехнулась Вера Борисовна. – Мои ребята пока до олимпийского уровня не дотягивают. По крайней мере, в этом году мне ехать не с кем.

– А ты возьми меня к себе тренироваться. Я стану чемпионом, и ты будешь ездишь со мной на все соревнования. Правда, здорово будет? Мы с тобой весь мир объездим.

– Экий ты резвый. А как же Светлана Арнольдовна? Ты собираешься от нее уйти?

– Она сама от нас скоро уйдет.

– Да ну?

– Точно, – подтвердила Нана. – Светка в декрет уходит, собирается рожать. Никита, не отвлекай бабу Веру, она же смотрит, как девочки катаются.

– Да ну, это разве катание? – Никита презрительно сморщил нос. – Сплошная грязь, все недокручено, недоделано, начинает выполнять элемент и бросает на полдороге. Тоже мне, еще олимпийцы называются.

– О! – Вера Борисовна назидательно подняла палец. – У нас тут, оказывается, сидит судья международной категории, а мы-то с ним запросто и на «ты». Но вообще-то он прав, у этой девочки действительно все вращения идут с недокрутом…

Нана облегченно перевела дыхание: из опасной темы они благополучно выплыли, хотя неизвестно, надолго ли. Ни один из учеников Веры Борисовны никогда не участвовал в Олимпийских играх. У нее не было своей школы, она не воспитала выдающихся спортсменов, и имя ее было неизвестно тем, кто наблюдает за ситуацией в фигурном катании, сидя перед экранами телевизоров. Она не была выдающимся тренером, обладающим уникальными собственными методиками подготовки фигуристов, она была просто очень хорошим педагогом и очень хорошим человеком, но все, кто стремился к вершинам спортивной славы, уходили от нее к именитым специалистам.

Никита Веру Борисовну обожал и называл бабой Верой, потому что с родными бабушками общаться оказалось как-то затруднительно. Родителей Наны вообще не было в стране, а мать ее бывшего мужа к встречам с внуком отчего-то не стремилась. Ее сын, отец Никиты, женился во второй раз сразу же после развода с Наной, у него родился ребенок, с которым бабушка и нянчилась. Никита мечтал о том, чтобы тренироваться у Веры Борисовны, потому что рядом с ней чувствовал себя спокойно и уютно, но и Нана, и сама Вера этот вопрос старались обходить стороной. У Светочки, Светланы Арнольдовны Лазаревой, были прочные связи с известными тренерами, и именно к ней они в первую очередь приходили «на смотрины», выбирать себе перспективных учеников, которых можно довести до олимпийского уровня. В общем, в тренерско-спортивном сообществе было много всяких тонкостей, которых Никита еще не понимал, зато и его мама, и Вера Борисовна понимали прекрасно: если мальчик хочет сделать карьеру в спорте, ему нужно оставаться у Светланы Арнольдовны или у того тренера, который придет ей на смену. Более того, именно в момент смены и явятся «охотники за ногами» с громкими именами.

– Ты смотри-ка, – с удивлением проговорила Вера Борисовна, когда закончили выступать первые двенадцать спортсменок, – на две разминки всего одно падение. И это ведь слабейшие группы откатались. Что же дальше-то будет?

– Наверное, лед сегодня добрый, – высказала предположение Нана.

Пока заливали лед и разминалась третья группа, она заварила свежий чай, сделала пару телефонных звонков и вернулась к телевизору. На экране готовилась к выступлению первая спортсменка из очередной разминки, она стояла у бортика, получая последние указания от своего тренера. Девушка взяла в руки бутылку воды, прополоскала рот и сплюнула воду на лед.

Нана помертвела.

– Господи, что она делает? – в ужасе прошептала она. – Она что, с ума сошла? Разве можно плевать на лед?

– А разве нельзя? – спросил Никита. – Что в этом такого?

– Никитос, я тебе тысячу раз объясняла, что лед – живой и с ним нужно уметь договариваться. Его нужно любить, уважать, пришел на каток – поздоровайся, скажи ему несколько добрых слов, уходишь – попрощайся и поблагодари. Ты же видишь, как твой любимый чемпион после выступлений целует лед в том месте, где удачно выполнил четверной прыжок. Вот так и надо со льдом обращаться. А она плюет! Идиотка.

Пророчество сбылось немедленно: все фигуристки в этой группе срывали элементы и падали.

– Ну точно, – пробормотала Вера Борисовна, делая в блокноте очередную запись, – как на чужих ногах катаются. Но интересные элементы есть, так что мне будет о чем подумать.

К концу соревнований все трое так испереживались, болея за российских фигуристок, что не заметили, как съели всю стопку блинов.

– Никитос, сколько блинов ты съел? – строго спросила Нана.

Мальчик задумался, загибая пальцы.

– Один на старт и еще три на наших девчонок, получается четыре, – отрапортовал он.

– Много. Да еще на ночь… Завтра тренировка есть?

– Нету.

– Значит, будешь разгружаться.

– Ну мам, – заныл Никита, – а пирожные?

– Еще чего. Даже не обсуждается. Ты же потом от льда не оторвешься, так и будешь прыгать «сидя». Тебе это надо? А еще чемпионом хочешь стать. Ведь хочешь?

– Хочу, – твердо произнес он. – И буду.

– Вот и ладно. Отправляйся спать, а завтра весь день будешь пить чай с сухарями.

Никита послушно отбыл в свою комнату, вскоре ушла и Вера Борисовна. Нана сильно устала, все-таки еще не выздоровела, и, оглядев сложенную в мойку грязную посуду, она решила оставить ее до завтра. Ноги совсем ватные, и голова покруживается.