Три товарища

Она колебалась. Но любопытство победило: а вдруг удастся узнать еще что-нибудь. Я открыл бутылку с шерри-бренди.

* * *

Позже, когда все утихло, я взял пальто и одеяло и прокрался по коридору к телефону. Я встал на колени перед столиком, на котором стоял аппарат, накрыл голову пальто и одеялом и снял трубку, придерживая левой рукой край пальто. Это гарантировало от подслушивания. В пансионе фрау Залевски было много длинных любопытных ушей. Мне повезло. Патриция Хольман была дома.

– Давно уже вернулись с вашего таинственного свидания? – спросил я.

– Уже около часа.

– Жаль. Если бы я знал…

Она рассмеялась:

– Это ничего бы не изменило. Я уже в постели, и у меня снова немного поднялась температура. Очень хорошо, что я рано вернулась.

– Температура? Что с вами?

– Ничего особенного. А вы что еще делали сегодня вечером?

– Беседовал со своей хозяйкой о международном положении. А вы как? У вас все в порядке?

– Надеюсь, все будет в порядке.

В моем укрытии стало жарко, как в клетке с обезьянами. Поэтому всякий раз, когда говорила девушка, я приподнимал «занавес» и торопливо вдыхал прохладный воздух; отвечая, я снова плотно прикрывал отдушину.

– Среди ваших знакомых нет никого по имени Роберт? – спросил я.

Она рассмеялась:

– Кажется, нет…

– Жаль. А то я с удовольствием послушал бы, как вы произносите это имя. Может быть, попробуете все-таки?

Она снова рассмеялась.

– Ну, просто шутки ради, – сказал я. – Например: «Роберт осел».

– Роберт детеныш…

– У вас изумительное произношение, – сказал я. – А теперь давайте попробуем сказать «Робби». Итак: «Робби…»

– Робби пьяница… – медленно произнес далекий тихий голос. – А теперь мне надо спать. Я приняла снотворное, и голова гудит…

– Да… спокойной ночи… спите спокойно… Я повесил трубку и сбросил с себя одеяло и пальто. Затем я встал на ноги и тут же замер. Прямо передо мной стоял, точно призрак, казначей в отставке, снимавший комнатку рядом с кухней. Разозлившись, я пробормотал что-то. – Tсс! – прошипел он и оскалил зубы.

– Tсс! – ответил я ему, мысленно посылая его ко всем чертям.

Он поднял палец:

– Я вас не выдам. Политическое дело, верно?

– Что? – спросил я изумленно.

Он подмигнул мне:

– Не беспокойтесь. Я сам стою на крайних правых позициях. Тайный политический разговор, а? Я понял его.

– Высокополитический! – сказал я и тоже оскалил зубы.

Он кивнул и прошептал:

– Да здравствует его величество!

– Трижды виват! – ответил я. – А теперь вот что: вы случайно не знаете, кто изобрел телефон?

Он удивился вопросу и отрицательно покачал своим голым черепом.

– И я не знаю, – сказал я, – но, вероятно, это был замечательный парень…

IX

Воскресенье. День гонок. Всю последнюю неделю Кестер тренировался ежедневно. Вечерами мы принимались за «Карла» и до глубокой ночи копались в нем, проверяя каждый винтик, тщательно смазывая и приводя в порядок все. Мы сидели около склада запасных частей и ожидали Кестера, отправившегося к месту старта.

Все были в сборе: Грау, Валентин, Ленц, Патриция Хольман, а главное Юпп – в комбинезоне и в гоночном шлеме с очками. Он весил меньше всех и поэтому должен был сопровождать Кестера. Правда, у Ленца возникли сомнения. Он утверждал, что огромные, торчащие в стороны уши Юппа чрезмерно повысят сопротивление воздуха, и тогда машина либо потеряет двадцать километров скорости, либо превратится в самолет.

– Откуда у вас, собственно, английское имя? – спросил Готтфрид Патрицию Хольман, сидевшую рядом с ним.