Три товарища

Вы читаете: Три товарища (Страница: 1 из 160)

I

Небо было желтым, как латунь; его еще не закоптило дымом. За крышами фабрики оно светилось особенно сильно. Вот-вот должно было взойти солнце. Я посмотрел на часы – еще не было восьми. Я пришел на четверть часа раньше обычного.

Я открыл ворота и подготовил насос бензиновой колонки. Всегда в это время уже подъезжали заправляться первые машины.

Вдруг за своей спиной я услышал хриплое кряхтение, – казалось, будто под землей проворачивают ржавый винт. Я остановился и прислушался. Потом пошел через двор обратно в мастерскую и осторожно приоткрыл дверь. В полутемном помещении, спотыкаясь, бродило привидение. Оно было в грязном белом платке, синем переднике, в толстых мягких туфлях и размахивало метлой; весило оно не менее девяноста килограммов; это была наша уборщица Матильда Штосс.

Некоторое время я наблюдал за ней. С грацией бегемота сновала она взад и вперед между автомобильными радиаторами и глухим голосом напевала песню о верном гусаре. На столе у окна стояли две бутылки коньяка. В одной уже почти ничего не оставалось. Накануне вечером она была полна.

– Однако, фрау Штосс… – сказал я.

Пение оборвалось. Метла упала на пол. Блаженная ухмылка погасла. Теперь уже я оказался привидением.

– Исусе Христе, – заикаясь пробормотала Матильда и уставилась на меня покрасневшими глазами. – Так рано я вас не ждала.

– Догадываюсь. Ну как? Пришлось по вкусу?

– Еще бы, но мне так неприятно. – Она вытерла рот. – Я просто ошалела.

– Ну, это уж преувеличение. Вы только пьяны. Пьяны в дым.

Она с трудом сохраняла равновесие. Ее усики подрагивали, и веки хлопали, как у старой совы. Но постепенно ей все же удалось несколько прийти в себя. Она решительно шагнула вперед:

– Господин Локамп, человек всего лишь человек. Сначала я только понюхала, потом сделала глоточек, а то у меня с желудком неладно, – да, а потом, видать, меня бес попутал. Не надо было вводить в искушение старую женщину и оставлять бутылку на столе.

Уже не впервые заставал я ее в таком виде. Каждое утро она приходила на два часа убирать мастерскую; там можно было оставить сколько угодно денег, она не прикасалась к ним. Но водка была для нее что сало для крысы.

Я поднял бутылку:

– Ну конечно, коньяк для клиентов вы не тронули, а налегли на хороший, который господин Кестер держит для себя.

На обветренном лице Матильды мелькнула усмешка:

– Что правда, то правда – в этом я разбираюсь. Но, господин Локамп, вы же не выдадите меня, беззащитную вдову.

Я покачал головой:

– Сегодня нет.

Она опустила подоткнутые юбки.

– Ну, так я смоюсь. А то придет господин Кестер, и тогда такое начнется…

Я подошел к шкафу и отпер его:

– Матильда!

Она поспешно заковыляла ко мне. Я высоко поднял коричневую четырехгранную бутылку.

Она протестующе замахала руками:

– Это не я! Честью клянусь! Этого я не трогала!

– Знаю, – ответил я и налил полную рюмку. – А знаком ли вам этот напиток?

– Еще бы! – она облизнула губы. – Ром! Выдержанный, старый, ямайский!

– Верно. Вот и выпейте стаканчик. – Я? – она отшатнулась. – Господин Локамп, это уж слишком. Вы пытаете меня на медленном огне. Старуха Штосс тайком вылакала ваш коньяк, а вы ром еще ей подносите. Вы – просто святой, да и только! Нет, уж лучше я сдохну, чем выпью.

– Вот как? – сказал я и сделал вид, что собираюсь забрать рюмку.

– Ну, раз уж так… – она быстро схватила рюмку. – Раз дают, надо брать. Даже когда не понимаешь толком, почему. За ваше здоровье! Может, у вас день рождения?

– Да, вы в точку попали, Матильда!

– В самом деле? Правда? – Она вцепилась в мою руку и тряхнула ее. – От всего сердца желаю счастья! И деньжонок побольше! Господин Локамп! – Она вытерла рот.

– Я так разволновалась, что надо бы еще одну пропустить! Я же люблю вас, как родного сына.

– Вот и хорошо!

Я налил ей еще рюмку. Она выпила ее единым духом и, осыпая меня добрыми пожеланиями, вышла из мастерской.

* * *

Я убрал бутылки и сел к столу. Бледный луч солнца, проникавший через окно, освещал мои руки. Странное чувство испытываешь все-таки в день рождения, даже если никакого значения не придаешь ему. Тридцать лет… Было время, когда мне казалось, что я никак не доживу до двадцати, так хотелось поскорее стать взрослым. А потом…