Три товарища

* * *

Но невеста заставляла себя ждать. И поэтому мы вкатили на канаву боевую колесницу булочника и стали снимать переднюю ось. Несколько часов мы работали мирно, почти не разговаривая. Потом я услышал, что Юпп у бензиновой колонки стал громко насвистывать песню: «Чу! кто там входит со двора!..»

Я выбрался из канавы и поглядел в окно. Невысокий коренастый человек бродил вокруг кадилляка. У него была внешность солидного буржуа.

– Взгляни-ка, Готтфрид, – прошептал я. – Неужели это невеста?

– Несомненно, – сразу откликнулся Ленц. – Достаточно взглянуть на его лицо. Он никого еще не видел, и уже недоверчив. В атаку, марш! Я остаюсь в резерве. Приду на выручку, если сам не справишься. Помни о моих приемах. – Ладно.

Я вышел во двор.

Человек встретил меня взглядом умных черных глаз. Я представился:

– Локамп.

– Блюменталь.

Представиться – это был первый прием Готтфрида. Он утверждал, что тем самым сразу же создается более интимная атмосфера. Его второй прием заключался в чрезвычайной сдержанности в начале разговора, – сперва выслушать покупателя, с тем чтобы включиться там, где всего удобнее.

– Вы пришли по поводу кадилляка, господин Блюменталь? – спросил я.

Блюменталь кивнул.

– Вот он! – сказал я, указывая на машину.

– Вижу, – ответил Блюменталь.

Я быстро оглядел его. «Держись, – подумал я, – это коварная бестия».

Мы прошли через двор. Я открыл дверцу и запустил мотор. Потом я помолчал, предоставляя Блюменталю время для осмотра. Он уж, конечно, найдет что-нибудь, чтобы покритиковать, тут-то я и включусь.

Но Блюменталь ничего не осматривал. Он и не критиковал. Он тоже молчал и стоял, как идол. Мне больше ничего не оставалось делать, и я пустился наугад.

Начал я с того, что медленно и обстоятельно стал описывать кадилляк, как мать своего ребенка, и пытался при этом выяснить, разбирается ли мой слушатель в машинах. Если он знаток, то нужно подробнее распространяться о моторе и шасси, если ничего не смыслит, – упирать на удобства и финтифлюшки.

Но он все еще ничем не обнаруживал себя. Он только слушал. А я продолжал говорить и уже сам казался себе чем-то вроде воздушного шара.

– Вам нужна машина, собственно, какого назначения? Для города или для дальних поездок? – спросил я наконец, чтоб хоть в этом найти точку опоры.

– Как придется, – заявил Блюменталь.

– Ах, вот как! Вы сами будете водить, или у вас шофер?

– По обстоятельствам.

«По обстоятельствам»! Этот субъект отвечал, как попугай. Он, видно, принадлежал к братству монахов-молчальников.

Чтобы как-то его оживить, я попытался побудить его самого испробовать что-нибудь. Обычно это делает покупателей более общительными.

Я опасался, что он попросту заснет у меня на глазах.

– Верх открывается и поднимается исключительно легко для такой большой машины, – сказал я. – Вот попробуйте сами поднять. Вы управитесь одной рукой.

Но Блюменталь нашел, что в этом нет необходимости. Он видит и так. Я с треском захлопывал дверцы, тряс ручки:

– Вот видите, ничего не разболтано. Все закреплено надежно. Испытайте сами…

Блюменталь ничего не проверял. Для него все было само собой разумеющимся. Чертовски твердый орешек.

Я показал ему боковые стекла:

– Поднимаются и опускаются с поразительной легкостью. Можно закрепить на любом уровне. Он даже не пошевелился.

– К тому же, небьющееся стекло, – добавил я, уже начиная отчаиваться. – Это неоценимое преимущество! Вот у нас в мастерской сейчас ремонтируется форд…

– Я рассказал, как погибла жена булочника, и даже приукрасил немного эту историю, погубив вместе с матерью еще и ребенка.

Но душа у Блюменталя была словно несгораемый шкаф.

– Небьющееся стекло теперь во всех машинах, – прервал он меня. – В этом ничего особенного нет.

– Ни в одной машине серийного производства нет небьющегося стекла, – возразил я с ласковой решительностью. – В лучшем случае это только ветровые стекла в некоторых моделях. Но никоим образом не боковые.

Я нажал на клаксон и перешел к описанию комфортабельного внутреннего устройства – багажника, сидений, кармана, приборного щитка; я не упустил ни одной подробности, включил даже зажигалку, чтобы иметь повод предложить сигарету и попытаться хоть таким образом немного смягчить его, но он отклонил и это.

– Спасибо, не курю, – сказал он и посмотрел на меня с выражением такой скуки, что я внезапно ощутил страшное подозрение – может быть, он вовсе и не к нам направлялся, а забрел сюда случайно; может быть, он собирался покупать машину для метания петель или радиоприемник и здесь торчал сейчас просто от нерешительности, переминаясь на месте, прежде чем двинуться дальше.

– Давайте сделаем пробную поездку, господин Блюменталь, – предложил я наконец, уже основательно измочаленный.