Яд бессмертия

– Теперь придется. – Она набрала в легкие побольше воздуху и попыталась представить всю картину, вспомнив, как ведет себя следователь на месте преступления. – Я не спала, надеялась, что он вернется вдрызг пьяным и не тронет меня. Было уже очень поздно.

Чтобы увидеть все это, ей даже не надо было закрывать глаза: мерзкая комнатушка, мигание красной рекламы за грязным окном.

– Там было ужасно холодно, – бормотала Ева. – Он сломал кондиционер, и стало очень холодно. У меня изо рта даже шел пар. – Она содрогнулась, настигнутая этой волной холода из прошлого. – Я очень хотела есть. Мне просто необходимо было поесть. У нас никогда не было еды, и я все время голодала. Я как раз обрезала плесень с куска сыра, когда он заявился.

Скрип открывающейся двери, липкий страх, стук падающего ножа. Еве хотелось встать, походить, чтобы успокоить нервы, но она сомневалась, что ноги ее послушаются.

– Я сразу увидела, что он не слишком пьян. О, в этом я хорошо разбиралась. Сейчас я вижу его как живого. У него были темно-каштановые волосы и опухшее от пьянства лицо. В свое время он был, наверное, красив, но потом полопались сосуды по всему лицу, в глазах… У него были огромные ручищи. Огромные! Или, может быть, мне это просто казалось, потому что я была мала.

Рорк взял ее за плечи и стал массировать, чтобы снять напряжение.

– Он больше не сделает тебе больно. Он больше к тебе не притронется.

– Нет, – согласилась она. «Зато во сне… – пронеслось в голове. – Во сне я буду по-прежнему корчиться от боли». – Он взбесился, потому что застал меня за едой. Мне не полагалось притрагиваться к еде без разрешения.

– Боже! – Рорк поплотнее укрыл ее одеялом, чтобы унять ее дрожь. А он-то всегда поражался, с каким аппетитом она ест! Ему очень хотелось так ее накормить, чтобы она раз и навсегда забыла про голод.

– Потом он принялся меня бить. – Ева услышала, как сорвался ее голос, и попыталась взять себя в руки. «Теперь это просто рапорт о происшествии, – внушала она себе. – Рапорт, только и всего!» – Он сбил меня с ног и продолжал осыпать ударами. По лицу, по всему телу. Я плакала, кричала, умоляла его перестать. Он разорвал на мне одежду и запустил пальцы… в меня. Мне было нестерпимо больно, потому что он насиловал меня только прошлой ночью и теперь снова принялся насиловать. Дышал мне в лицо, просил быть хорошей девочкой – и насиловал. Мне казалось, что я вот-вот разорвусь на кусочки. Боль была такой ужасной, что я больше не смогла терпеть. Я стала его царапать – наверное, до крови. Тогда он сломал мне руку.

Рорк не мог больше сидеть спокойно. Он вскочил, подбежал к окну и распахнул его – ему нужен был свежий воздух.

– Может быть, я на минуту отключилась. Но мне не удалось до конца забыть про боль. Иногда ведь про нее забываешь…

– Да, – бесстрастно подтвердил он. – Знаю.

– Но в тот раз боль была чудовищная: она накатывала омерзительными волнами. А он никак не мог уняться… И тогда в руке у меня оказался нож – взял и оказался, сам собой. Я ударила его ножом. – Ее вздох был так похож на рыдание, что Рорк обернулся. – Я вонзала в него нож снова и снова. Кровь была повсюду – сладко пахнущая свежепролитая кровь. Я выползла из-под него. Наверное, он уже был мертв, но я пырнула его еще несколько раз. Я вижу себя, Рорк: я стою на коленях, сжимая в кулаке рукоятку ножа, вся в крови; его кровь брызжет мне в лицо… Мне не позволяла остановиться моя боль.

«Кто бы поступил иначе? – пронеслось у него в голове. – Кто?!»

– Наконец я заползла в угол, чтобы быть от него подальше. Я боялась, что он встанет и убьет меня. То ли я потеряла сознание, то ли уснула от изнеможения. Помню только рассвет. И свою боль. Я превратилась в комок боли. Кажется, меня вырвало. А потом я увидела… увидела…

Рорк подошел и взял ее руку – холодную, как лед, худую и бессильную.

– Хватит, Ева.

– Нет, дай мне договорить. Я должна с этим покончить. – Она с трудом выталкивала слова, словно это были неподъемные камни, отягощающие душу. – Я увидела тело и поняла, что убила его. Я знала, что теперь за мной придут и посадят в клетку, в темную клетку. Он всегда пугал меня клеткой, когда уговаривал быть хорошей девочкой. Я пошла в ванную и смыла с себя кровь. От боли в руке можно было сойти с ума, но мне очень не хотелось в клетку. Я кое-как оделась, сунула свои вещи в сумку. Хотя – какие там могли быть вещи?.. Мне все время казалось, что он сейчас встанет и схватит меня. Я оставила его на полу и пошла. Было раннее утро, на улицах ни души. Не помню, что стало с сумкой – то ли я ее потеряла, то ли выбросила. Я долго шла, потом спряталась на каком-то заднем дворе и дождалась темноты.

Ева провела рукой по лицу. Оказывается, она помнит и это: темноту, вонь, страх, потеснивший даже боль.

– В темноте я снова пошла. Я шла долго, пока не свалилась от изнеможения. Это снова были смрадные задворки. Не знаю, сколько времени я там пробыла, пока меня не нашли. Я уже ничего не помнила: ни что случилось, ни где я нахожусь, ни кто я такая. Я до сих пор не помню своего имени. Он никогда не называл меня по имени.

– Тебя зовут Ева Даллас. – Рорк сжал ее лицо ладонями. – Та часть твоей жизни давно в прошлом. Ты выжила и преодолела свое прошлое. Теперь к тебе вернулась память – значит, ты окончательно исцелена. Все страшное позади, Ева!

Она смотрела на него, сознавая, что никогда никого не любила больше, чем его. И не полюбит.

– Неужели ты ничего не понимаешь?! Я обязана ответить за содеянное. У всякого поступка есть последствия, Рорк. Теперь я не смогу выйти за тебя замуж. А завтра я должна буду расстаться со значком полицейского.

– Что за безумие?!

– Пойми, я убила родного отца! Потребуется расследование. Даже если меня оправдают, мне придется начинать с нуля. А пока не завершится расследование, я не смогу работать в полиции. И стать твоей женой не смогу. – Она решительно встала. – Мне надо собрать вещи.

– Только попробуй.

Наверное, если бы он закричал, Ева ушла бы, не задумываясь. Но его тихий, какой-то зловещий голос остановил ее.

– Пойми, Рорк, я должна следовать правилам.

– Прежде всего ты должна оставаться человеком. – Он шагнул к двери и с грохотом ее захлопнул. – Думаешь, самозащита от грязного чудовища – повод, чтобы расплеваться со мной, со всей своей жизнью?

– Я убила родного отца.

– Ты прикончила зверя. И ты была ребенком. Будешь утверждать, что ребенок должен нести весь груз ответственности?

Ева открыла было рот, но не нашла что сказать и некоторое время молчала.

– Дело не в моих утверждениях, Рорк. Закон…

– Закон должен был тебя защитить! – На него нахлынули собственные тяжелые воспоминания. Рорк чувствовал: еще немного – и он потеряет контроль над собой. – К черту закон! Много было от него толку, когда оба мы нуждались в нем больше всего? Хочешь расстаться со своим значком, потому что закон слишком слаб, чтобы вступаться за невинные души, за детей? Милости прошу! Топчи свою карьеру сколько тебе вздумается. Но учти: от меня тебе все равно не избавиться.

Рорк хотел схватить ее за плечи, но внезапно бессильно уронил руки.

– Я не могу к тебе притрагиваться, – растерянно произнес он. – Боюсь к тебе прикасаться. Я не вынесу, если близость со мной напомнит тебе о том, что делал он.

– Нет! – Ева взяла его за руки. – Не напомнит, не может напомнить. Когда ты ко мне прикасаешься, я вижу только тебя. Просто я должна пройти свой путь до конца.

– Одна? – Рорк понял, что произнес то самое горькое слово, которое она непрестанно твердила себе. – Как мучилась одна, терзаемая кошмарами? Ева, я не могу вернуться в прошлое и убить его вместо тебя. Я бы отдал все, что имею, и даже больше, чтобы это сделать, но не могу. Зато я могу заставить тебя принять мою помощь. И заставлю! Тут не о чем рассуждать. Сядь.

– Рорк…