Стилист

– Черкасов? Да, помню, – кивнула Нина Кривцова, выслушав Юрин вопрос. – Это тот, которого выгнали за гомосексуализм, правильно?

– Он самый. Вы хорошо его знали?

– Нет, совсем почти не знала. То есть знала, что на курсе есть такой студент и как он выглядит, но в одной компании мы не были.

– А его девушку вы знали? Ее, кажется, тоже звали Ниной.

– Что вы, – рассмеялась Кривцова. – Ее звали совсем не так. Конечно, я ее знала. После того как Черкасова выгнали, она стала знаменитостью, на нее только что пальцем не показывали.

– Погодите, – насторожился Коротков, – я не уверен, что мы говорим об одной и той же студентке. Мне сказали, что ее звали Ниной.

Он достал большую групповую фотографию и показал Кривцовой.

– Вот это – Михаил Черкасов. А вот черненькая девушка рядом с ним. Вы о ней говорите?

– О ней. Какая же это Нина?

– А кто это?

– Это Яна. Яна Бергер.

– Но мне сказали, что ее имя – Нина, – упорствовал Коротков, уже понимая, что все кончилось. Он испытывал такое облегчение, такую ни с чем не сравнимую радость от неожиданно наступившей развязки, что даже боялся сам себе признаться в удаче. «Так не бывает, – мелькало у него в голове, – я сплю, и мне это снится».

* * *

Сыщики занимаются одновременно несколькими преступлениями, это в порядке вещей. И Миша Доценко наряду с работой по делу Черкасова имел множество других заданий, в том числе и связанных с отработкой издательства «Шерхан». Начинать принято обычно с самого слабого звена, и таким звеном ему представлялась любовница генерального директора издательства Кирилла Есипова. Прежде чем знакомиться с ней, Доценко решил присмотреться к девушке со стороны и, может быть, для начала вступить в контакт с кем-нибудь из ее окружения, чтобы побольше узнать об Оксане, собрать предварительную информацию и на ее основе разработать комбинацию «вхождения в доверие». Первые два дня наблюдения за длинноногой манекенщицей ничего интересного не принесли. Оксана выходила из дома только после обеда, встречалась с Есиповым, ездила на репетиции, съемки и показы, вечером снова встречалась с Есиповым. В первый день она ночевала у него, во второй день – у себя. Зато на третий день Доценко увидел ее вместе с сотрудником налоговой полиции Устиновым, с тем самым, у которого Миша пытался выяснить финансовые дела «Шерхана». Это обстоятельство Доценко обрадовало. Видимо, интерес уголовного розыска к издательству не остался без внимания налоговой полиции, и они со своей стороны тоже начали оперативную разработку. Более того, тот факт, что налоговая полиция, как и сам Доценко, начала именно с Оксаны, свидетельствовал о том, что и они считают девушку самым слабым, а потому и самым перспективным звеном для получения информации.

– Налоговая полиция? – задумчиво откликнулась Настя, когда Доценко сообщил ей о том, что видел Оксану вместе с Устиновым. – Это очень любопытно. Надо мне с ним встретиться. Именно с налогами-то у них самые большие проблемы, если я вообще что-то в этой жизни понимаю. Пожалуй, я смогу быть полезной товарищу Устинову, и будем надеяться, что и он меня чем-нибудь порадует.

Но ее ждало разочарование. Устинов страшно удивился ее визиту и еще больше – ее вопросам.

– Но ваш сотрудник уже приходил ко мне, – недоуменно сказал он. – И я объяснил ему, что, к сожалению, на «Шерхан» у меня ничего нет. Кроме большого острого зуба, конечно, – добавил он с улыбкой. – Они очень чисто работают, подкопаться невозможно. Я говорил вашему товарищу, кажется, его фамилия Доценко… Доценко? Я не ошибся? Так вот, я говорил ему, что приложил в свое время немало усилий к тому, чтобы подкопаться под издательство, но ничего у меня не вышло. И больше я им не занимаюсь. До поры до времени, конечно.

– Извините, – пробормотала Настя, – я просто подумала, что, может быть, у вас появилось что-то новое. Они ведь почти наверняка гонят «левые» тиражи, и в больших количествах. Неужели вы даже этого не выявили?

– Увы, – развел руками Устинов. – Уверяю вас, это первое, что в свое время пришло мне в голову. Я ведь тоже не с улицы пришел и в издательском деле кое-что понимаю. «Левые» тиражи я как раз в первую очередь и проверял. Нет там ничего. Не стану давать голову на отсечение, что в «Шерхане» работают сплошь честные ребята, но грубых и явных нарушений у них нет, это совершенно точно. А откуда у вас подозрения на «левые» тиражи?

Настя в этот момент стала казаться сама себе глупой, наивной и чрезмерно мнительной. Ну куда она полезла? Ее дело – трупы, убийства. Месть, ревность, корысть, зависть и прочие сильные эмоции. Финансовыми документами, счетами, платежными поручениями, товарно-транспортными накладными она никогда не занималась и ничего в них не понимала. А уж тем более полиграфия и издательское дело… Есть специалисты, которые собаку на этом съели, и если они говорят, что ничего нет, во всяком случае такого, за что можно реально зацепиться и вытянуть за уши уголовное дело, значит – нет. И нечего ей играть в Эркюля Пуаро и по совместительству в мисс Марпл.

– Видите ли, я немного знакома с одним из переводчиков, работающим на «Шерхан», поэтому знаю, что по крайней мере одна книга была выпущена ими в реализацию после того, как истек срок их прав на перевод. Вот и все. Но я, наверное, что-то не так поняла.

– Скорее всего, – согласился Устинов. – Такое впечатление часто складывается, когда изготовление тиража по тем или иным причинам задержалось. Срок по договору течет, а тираж не готов. Его привозят из типографии буквально за месяц-другой до истечения срока авторского договора, естественно, что за такой короткий срок издательство не успевает полностью продать книги. Если строго следовать букве закона, это, конечно, нарушение, потому что право на распространение тиража у издательства кончается одновременно со всеми остальными правами, переданными им автором или переводчиком. Но в этих случаях мы, разумеется, закрываем глаза. Тираж был отпечатан законно и в оговоренных размерах, с прибыли уплачен налог, а то, что изготовление тиража задержалось – форс-мажорные обстоятельства. Например, в типографии случился пожар или транспорт, которым книги перевозили, попал в аварию. Издательство и без того терпит убытки, за что ж его еще дополнительно наказывать, запрещая распространять тираж? Несправедливо. Или вы так не считаете?

– Вы правы. Об этом я как-то не подумала, – призналась Настя.

– А об этом никто не думает, если не занимается издательскими проблемами, – уколол ее Устинов. – Уверяю вас, множество вещей, которые на взгляд дилетанта выглядят как нарушение, на самом деле имеют свои вполне законные основания и объяснения. Вы уж мне поверьте.

«Ну и ладно, – думала Настя, возвращаясь на работу. – Ну и пусть у налоговой полиции на них ничего нет. Все равно я их выведу на чистую воду. Потому что я уже знаю, какую игру они ведут. Все их деньги распиханы по банкам в Европе и Америке, но я докажу, откуда эти деньги берутся. Потому что деньги это такие огромные, что за них, уж точно, можно пойти на убийство. И прибыли от «левых» тиражей – просто детский лепет по сравнению с этими суммами. А главное – по сравнению с тайной, за сохранение которой они выплачиваются».

– Мне придется огорчить вас, Мишенька, – сказала она Доценко, когда тот вечером появился на Петровке. – Вы обознались. Устинов с любовницей Есипова не знаком и вообще «Шерханом» не занимается. Вы хорошо разглядели того мужчину, которого видели с Оксаной?

– Да, мне казалось, что это именно Устинов, – растерялся Доценко. – Конечно, я стоял довольно далеко… Неужели ошибся?

– Выходит, что так, – кивнула она. – Вспомните, как много похожих друг на друга мальчиков проходят у нас по делу Черкасова. Тот, кто хорошо их знает, конечно, их не перепутает, а тот, кто видел один-два раза, вполне может принять одного за другого. Внешность людей на самом деле не так уж разнообразна, как мы порой думаем, и ошибки в узнавании случаются чаще, чем хотелось бы. Не расстраивайтесь. Кстати, этого мужчину, похожего на Устинова, надо обязательно найти. Это подход к Оксане, а может быть, и зацепка, если она изменяет Есипову, но не хочет, чтобы Кирилл об этом узнал.

«Найти мужчину, похожего на Устинова» означало, что нужно снова день и ночь следить за Оксаной, пока она вновь не встретится с этим своим знакомым. Легче сказать, чем сделать. Потому что время неумолимо идет, преступление не раскрывается, зато совершаются новые убийства, по которым нужно работать, а личный состав оперативных подразделений почему-то не имеет привычки размножаться простым делением. Людей остается все столько же, а работы становится все больше. В этих условиях тратить время и силы на тупое хождение по пятам за красивой манекенщицей в ожидании, пока она не встретится с одним из своих знакомых – непростительная глупость и непроизводительные трудозатраты. Ситуацию надо было брать под контроль и полностью управлять ею, только тогда появлялась хоть какая-то надежда что-нибудь успеть в разумные сроки.

Занимаясь отработкой связей и окружения Марины Собликовой по кличке Газель, Миша Доценко нашел одного толкового паренька, который знал, конечно, что воровать некрасиво, но знанием этим пренебрегал, ибо обладал и другим не менее полезным знанием: если дружить с милицией, ну, по крайней мере не ссориться с ней в открытую, то можно и воровать, если не наглеть при этом. Паренек этот со странной кличкой Икона, никоим образом не связанной с его воровскими пристрастиями, поломавшись для виду, согласился работать на Доценко, правда, при этом честно предупредил, что состоит на связи еще у двух оперативников, один из которых работал в окружном Управлении внутренних дел, а другой – в министерстве.

– Многостаночник, значит, – усмехнулся Миша. – План перевыполняешь? Или придуриваешься?

– А вы попробуйте, – нахально предложил Икона. – На мою работу рекламаций не поступало.

– Ну, раз не поступало, тогда узнай мне, будь добр, через кого Газель нашла свою последнюю работу. Сделаешь?

– Постараюсь, – деловито кивнул Икона.

На другой день он сообщил, что Муся-Газель взялась за работу с подачи своего старого знакомого и подельника Гусько. Зная нравы, царящие в воровской среде, Миша не стал даже и пытаться вербовать Гусько. Одно дело – молодой шустрый Икона, криминальное становление которого пришлось на времена беспредела, когда рухнули традиции, позабылись обычаи и нравы, и совсем другое дело – Гусько, сорокашестилетний матерый вор, имеющий за плечами пять ходок, выросший в тот период, когда традиции еще соблюдались и нравы были крепки. Такого, как Гусько, хрен завербуешь. Но зато на чисто человеческое понимание с его стороны рассчитывать вполне можно было. Особенно если в меру прогнуться.

Прогибаться Доценко умел. Он не стал ломиться в квартиру, где жил у своей любовницы рецидивист Гусько, а вежливо подошел к нему в скверике, куда вор вышел вполне мирно погулять с собакой – изящным игривым фокстерьером. Представился по всей форме, даже удостоверение показал. И начал чуть не плакать, чем поверг опытного домушника в полное изумление. Миша голосом, полным трагизма и с трудом сдерживаемого волнения, рассказывал Гусько, как тяжело стало работать в милиции, как уходят из органов самые лучшие и опытные, как зашиваются и ничего не успевают те немногие, кто остается на практической работе. Какие гады теперь стали прокуроры и судьи, потому что сыщики из кожи вон лезут, чтобы преступников найти, а прокуроры и судьи их отпускают под залог или вообще арестовывать не дают. Все они взяточники и сволочи, и никому теперь ничего не нужно и не интересно. Вот и пришла оперативникам в голову мысль призвать на помощь преступный мир. Не так, конечно, грубо, как вы, уважаемый господин Гусько, подумали. Нет. Не стукачество и доносительство имеется в виду. Я, видите ли, занят по службе тем, что ищу убийцу Муси-Газели. Вы ведь ее хорошо знали, не отрицайте, и вам ее смерть не может быть безразлична. Вы все-таки были ее учителем в нелегком воровском деле и в определенном смысле – опекуном и покровителем. Так вот я подумал, что вы, если захотите, можете очень нам помочь. Я верю, что Мусю-Газель не братва порешила. И очень сильные у меня подозрения, что убийцу подослали те люди, которые и наняли ее на последнюю работу. А если и не они, то они ребята денежные и со связями, им убийцу-то найти проще, чем нам, нищим и голодным милиционерам. И надо бы издательских деятелей на эти поиски сподвигнуть. А, господин Гусько? Как вам такая идейка?

Идейка господину Гусько не понравилась, но Миша проявил достойную похвалы твердость, через два слова на третье напоминая уважаемому рецидивисту, что ведь это он свел Мусю с издателями, стало быть, и на нем самом лежит изрядная доля ответственности за ее гибель. Не унюхал запаха жареного, не проинтуичил, что задание-то может оказаться смертельно опасным. А она, молодая да глупая, своему наставнику доверилась.

Одним словом, уговорил Миша его. И на следующий день вор-рецидивист Гусько отправился к генеральному директору издательства «Шерхан». Доценко уже имел более или менее верное представление о том, что из себя представляет Кирилл Есипов. И попросил Гусько обязательно припугнуть его смертью Оксаны, да не простой, а в страшных мучениях. Но самое главное – Гусько должен был появиться у Есипова только тогда, когда весь диалог сможет услышать прелестная манекенщица.

– Ну, это уж вы хватили, – попытался сопротивляться рецидивист, зорко наблюдая за тем, чтобы игривая девочка-фокстерьерочка не позволяла себе ничего лишнего с соседскими псами. – Я вам что, провидец? Столько всего подгадывать…

– Не прибедняйтесь, – миролюбиво заметил Миша. – Личный телохранитель Есипова – ваш приятель, это мы уже давно выяснили. С его помощью вы сможете подгадать все, что угодно. Надо сделать так, как я сказал, Василий Платонович, иначе я буду думать о вас нехорошо. Можно даже сказать, плохо буду о вас думать.