Триумфальная арка

– Ты хороша, как все мечты мужчины, как все его мечты и еще одна, о которой он и не подозревал.

– Ладно, – сказала она. – Давай теперь просыпаться каждую ночь, Равик. Ночью ты иной, чем днем.

– Лучше?

– Иной. Ночью ты неожиданный. Всегда откуда-нибудь приходишь, и неизвестно откуда.

– А днем?

– Днем ты не всегда такой. Только иногда.

– Недурное признание! Несколько недель назад ты бы так не сказала.

– Да, но ведь тогда я совсем не знала тебя. Он взглянул на нее. На ее лице не было и тени неискренности. Жоан сказала то, что думала, ей это казалось вполне естественным. Она совсем не хотела обидеть его или удивить чем-то необычным.

– Тогда плохи наши дела, – проговорил он.

– Почему?

– Через несколько недель ты узнаешь меня еще лучше и я стану для тебя еще менее неожиданным.

– Так же, как и я для тебя.

– С тобой совсем другое дело.

– Почему?

– На твоей стороне пятьдесят тысяч лет биологического развития человека. Женщина от любви умнеет, а мужчина теряет голову.

– Ты любишь меня?

– Да.

– Ты слишком редко говоришь об этом.

Она потянулась. Словно сытая кошка, подумал Равик. Сытая кошка, уверенная, что жертве не уйти от нее.

– Иной раз мне хочется вышвырнуть тебя в окно, – сказал он.

– Почему же ты этого не делаешь?

Вместо ответа он только взглянул на нее.

– А ты смог бы? – спросила она.

Он опять промолчал. Жоан откинулась на подушку.

– Уничтожить человека, потому что любишь его? Убить, потому что слишком любишь?

Равик потянулся за бутылкой.

– О Боже, – сказал он. – Чем я это заслужил? Проснуться ночью и выслушивать такое…

– Разве это не верно?

– Верно. Для третьесортных поэтов и женщин, которым это не грозит.

– И для тех, кто убивает.

– Пожалуй.

– Так ты смог бы?

– Жоан, – сказал Равик. – Перестань болтать. Эта игра не по мне. Я уже убил слишком много людей. Как любитель и как профессионал. Как солдат и как врач. Это внушает человеку презрение, безразличие и уважение к жизни. Убийствами многого не добьешься. Кто часто убивал, не станет убивать из-за любви. Иначе смерть становится чем-то смешным и незначительным. Но смерть никогда не смешна. Она всегда значительна. Женщины тут ни при чем. Это дело мужское. – Он немного помолчал. – О чем мы только говорим! – . сказал он и наклонился над ней. – Разве ты не мое счастье – счастье без корней? Легкое, как об – лако, и яркое, как луч прожектора! Дай поцеловать тебя! Никогда еще жизнь не была так драгоценна, как сегодня… когда она так мало стоит.

XVI

Свет. Снова и снова свет. Белой пеной он прилетел с горизонта, где глубокая синева моря сливалась с легкой голубизной неба; он прилетал – сама бездыханность и вместе с тем глубокое дыхание; вспышка, слитая воедино с отражением… Нехитрое, первозданное счастье – быть таким светлым, так мерцать, так невесомо парить…

Как он сияет над ее головой, подумал Равик. Точно бесцветный нимб! Точно даль без перспективы. Как он обтекает ее плечи! Молоко земли Ханаанской, шелк, сотканный из лучей! В этом свете никто не наг. Кожа ловит его и отбрасывает, как утес морскую волну. Световая пена, прозрачный вихрь, тончайшее платье из светлого тумана…

– Сколько мы уже здесь живем? – спросила Жоан.

– Восемь дней.

– Они словно восемь лет, тебе не кажется?