Триумфальная арка

Равик наполнил рюмки.

– Выпейте еще.

Она медленно выпила коньяк.

– Вам лучше? – спросил он.

Она посмотрела на него.

– Мне не лучше и не хуже. Мне – никак. Она сидела, едва различимая в сумерках. Время от времени по ее лицу и рукам пробегал красный луч световой рекламы.

– Я ни о чем не могу думать, пока он здесь, – проговорила она.

Санитары – их было двое – сдернули одеяло, придвинули носилки к кровати и положили на них труп. Они работали споро и деловито. Равик стоял рядом с женщиной, на случай если ей станет плохо. Прежде чем санитары накрыли тело простыней, он нагнулся к ночному столику и взял деревянную фигурку Мадонны.

– Мне казалось, это одна из ваших вещей, – произнес он. – Вы не оставите ее себе?

– Нет.

Он протянул ей Мадонну. Она ее не взяла. Он открыл маленький чемодан и положил туда фигурку.

Санитары накрыли труп простыней. Потом подняли носилки. Дверь была узка, в коридоре тоже нельзя было развернуться. Они попытались протиснуться в дверь, но это оказалось невозможным. Носилки были слишком широки.

– Придется снять, – сказал старший санитар. – С носилками не пройти.

Он вопросительно посмотрел на Равика.

– Пойдемте, – сказал Равик женщине. – Подождем внизу.

Женщина покачала головой.

– Хорошо, – сказал он санитарам. – Делайте, что нужно.

Санитары подняли покойника, взяв его за ноги и плечи, положили на пол. Равик хотел что-то сказать. Он посмотрел на женщину. Она стояла неподвижно. Он промолчал. Санитары вынесли носилки в тускло освещенный коридор. Затем вернулись в сумрак комнаты за трупом. Равик пошел за ними. Чтобы спуститься по лестнице, им пришлось поднять тело очень высоко. Их лица налились кровью и покрылись испариной. Покойник грузно парил над ними. Равик следил за санитарами, пока они не сошли вниз. Затем вернулся в номер.

Женщина не отходила от окна и глядела на улицу. У тротуара стояла машина. Санитары вдвинули носилки в кузов, как пекарь сажает хлеб в печь. Потом они забрались в кабину. Мотор взревел так, словно из-под земли вырвался вопль, машина резко взяла с места и, круто завернув за угол, исчезла из виду.

Женщина обернулась.

– Вам следовало уйти раньше, – сказал Равик. – Зачем видеть все до конца?

– Я не могла иначе. Не могла уйти раньше его. Неужели вы этого не понимаете?

– Понимаю. Идите сюда. Выпейте еще рюмку.

– Нет, не надо.

Когда прибыли полицейские и санитары, Вебер включил свет. После выноса покойника комната казалась более просторной, но вместе с тем и удивительно мертвой, словно тело ушло, а смерть осталась.

– Вы ведь покинете этот отель? Не так ли?

– Да.

– У вас есть в Париже знакомые?

– Нет. Никого.

– Вы знаете какой-нибудь другой отель, куда хотели бы переехать?

– Нет.

– Есть тут неподалеку небольшой отель «Милан», чистый и вполне приличный. Там вы сможете прилично устроиться.

– А нельзя мне жить в том отеле, где… в вашем отеле?

– В «Энтернасьонале»?

– Да. Я… видите ли… я уже немного его знаю. Все-таки лучше, чем совсем незнакомое место.

– «Энтернасьональ» – не самый подходящий отель для женщин, – сказал Равик.

Этого только не хватало, подумал он. В одном и том же отеле! Я не сиделка для больных. И потом… может быть, она считает, будто у меня уже есть какие-то обязательства перед ней? Ведь и так бывает.

– Нет, не советую, – сказал он резче, чем хотел. – «Энтернасьональ» всегда переполнен. Беженцы. Лучше всего отправляйтесь в «Милан». Не понравится – в любую минуту сможете переехать.

Женщина посмотрела на него. Он почувствовал, что она прочла его мысли, и ему стало стыдно. Но лучше на мгновение испытать стыд, зато потом наслаждаться покоем.

– Пожалуй, вы правы, – сказала женщина. Равик распорядился снести чемоданы вниз и погрузить их в такси. До «Милана» было всего несколько минут езды. Он снял номер и поднялся с женщиной наверх. Это была комната на втором этаже, оклеенная обоями в гирляндах роз, с кроватью, шкафом, столом и двумя стульями.