Триумфальная арка
Она кивнула.
– Повремени немного. Сразу я не могу. Он не сделал мне ничего плохого. Ведь я не знала, вернешься ли ты вообще когда-нибудь. Не могу же я сказать ему сразу…
Равик выпил залпом свою рюмку.
– К чему мне эти подробности?
– Ты должен все знать. Должен все понять. Дело в том, что… Нет, сразу я этого не могу сделать. Он… я просто не знаю, что с ним станется. Он любит меня. Я ему нужна. И он ведь действительно ни в чем не виноват.
– Конечно, не виноват. Можешь не торопиться, Жоан. Времени у тебя сколько угодно.
– Нет… Поверь, это недолго продлится. Но сразу я не могу. – Она откинулась на подушку. – А что касается квартиры, Равик… То это совсем не так, как ты, может быть, думаешь. Я сама зарабатываю деньги. Больше, чем прежде. Он помог мне. Он актер. Я снимаюсь в кино в эпизодах. Он устроил меня.
– Это можно было предположить.
Она пропустила его слова мимо ушей.
– У меня не бог весть какой талант, и я ничуть не обольщаюсь на этот счет, – сказала она. – Но мне так хотелось вырваться из «Шехерезады». Там бы я ничего не добилась. А здесь добьюсь. Даже и без особого таланта. Я хочу стать независимой. Тебе это кажется смешным?..
– Наоборот, – сказал Равик. – Разумным. Она недоверчиво взглянула на него.
– Ведь ты и в Париж приехала затем, чтобы стать независимой, – добавил он.
Вот ты сидишь передо мной, подумал он, невинная тихоня, скорбная страдалица; как тяжка твоя судьба, сколько мук ты приняла от меня! Теперь ты спокойна – первая буря пронеслась. О, конечно, ты простишь меня и, если я сейчас не уйду, во всех подробностях расскажешь мне о последних месяцах своей жизни… Орхидея из стали. Я пришел, чтобы раз и навсегда порвать с тобой, а ты уже почти достигла того, что я должен во всем признать тебя правой.
– Все хорошо, Жоан, – сказал он. – Ты уже многого добилась и добьешься еще большего.
Она приподнялась на подушке.
– Ты действительно так думаешь?
– Действительно.
– Это правда, Равик?
Он встал. Еще три минуты, и она вовлечет его в профессиональный разговор о кино. С ними не следует заводить дискуссий, подумал он. Всегда остаешься в проигрыше. Что им логика? Они выворачивают ее наизнанку. Словами тут не поможешь, тут нужны дела.
– Я не имел в виду твою карьеру. Поговори об этом со своим специалистом.
– Ты уже уходишь?
– Да, я должен идти.
– Может быть, останешься?
– Мне надо вернуться в клинику.
Она взяла его за руку и заглянула в глаза.
– По телефону ты сказал мне, что придешь, когда освободишься совсем.
Он подумал, не сказать ли сразу, что он больше не придет. Но на сегодня и без того было достаточно. Достаточно и для него, и для нее. Сегодня он так и не заговорил о разрыве – она помешала этому. Но разрыв неминуем.
– Останься, Равик, – сказала она.
– Не могу.
Она встала и тесно прижалась к нему. Еще и это, подумал он. Старый прием. Дешевый, испытанный. Она испробовала все средства. Впрочем, можно ли требовать от кошки, чтобы она питалась травой? Он высвободился.
– Я должен идти. В клинике умирает человек.
– У врачей всегда находятся веские доводы, – медленно проговорила она.
– Как и у женщин, Жоан. Мы ведаем смертью, вы – любовью. На этом стоит мир.
Она ничего не ответила.
– Кроме того, у нас, врачей, вполне исправные желудки, – сказал Равик.
– Они нам очень нужны. Просто необходимы. Ведь нам приходится всякое переваривать… Прощай, Жоан.
– Ты придешь снова, Равик?
– Не думай об этом. Не торопись. Со временем ты сама во всем разберешься.
Не оглядываясь, он быстро прошел к двери. Жоан не удерживала его. Но Равик чувствовал спиной ее взгляд. Он ощущал какую-то странную глухоту – словно шагал под водой.