Гарри Поттер и Принц-полукровка

— Мне показалось … но нет, я полагаю, просто отблеск света… — сказал Hepzibah подавленным голосом, и Гарри догадался, что она тоже на мгновение увидела красную вспышку в глазах Волдеморта. — Вот, Hokey, унеси это и запри снова … обычная процедура…

— Время возвращаться, Гарри, — спокойно сказал Дамблдор, и когда эльф вместе с коробками скрылась, Дамблдор взял Гарри немного выше локтя, и они вместе поднялись через забытье в кабинет Дамблдора.

— Hepzibah Smith умерла через два дня после этого небольшого эпизода, — сказал Дамблдор, возвращаясь на свое место и знаком показывая Гарри, чтобы тот сделал то же самое. — Домовой эльф Hokey был осужден Министерством за случайное отравление вечернего горячего шоколада своей хозяйки.

— Не может быть! — сердито воскликнул Гарри.

— Я вижу, что наши мнения совпадают, — сказал Дамблдор. — Конечно, между этим убийством и убийством Риддлей есть много общего. В обоих случаях кто-то посторонний, у кого в памяти была картина убийства, брал вину на себя.

— Hokey призналась?

— Она помнила, как клала что-то в шоколад своей хозяйке, как оказалось, это был не сахар а смертельный малоизвестный яд. Получалось, что она не хотела этого делать, но из-за своего возраста все перепутала…

— Волдеморт изменил ее память, точно так же, как он сделал с Морфином!

— Да-да, я пришел к таким же заключениям. — сказал Дамблдор, — И, как и в случае с Морфином, Министерство было готово подозревать Hokey …

— потому что она был домашним эльфом, — пожалуй, Гарри редко испытывал больше симпатий к обществу в поддержку домашних эльфов, основанному Гермионой.

— Именно. Она была стара, и она признавала, что добавляла что-то в напиток, а в Министерстве никто не потрудился расспрашивать ее дальше. Как и в случае с Морфином, к тому времени как я выследил ее, ее жизнь почти подошла к концу; я извлек ее воспоминания, но они практически ничего не доказывают, кроме того, что Волдеморту было известно о кубке и медальоне.

Родственники Hepzibah обнаружили, что два ценнейших сокровища пропали, когда Hokey уже был осужден. На это потребовалось много времени, потому у Hepzibah было множество тайников, и она очень ревностно охраняла свои сокровища. Прежде, чем они смогли окончательно убедится, что кубок и медальон пропали, молодой человек, работавший помощником в «Боргин и Баркс», который так часто посещал Hepzibah и так очаровал ее, покинул свою работу и исчез. Его начальство не имели ни малейшего понятия куда он пропал, они были удивлены не меньше чем любой другой. И это было последним, что было слышно о Томе Риддле в течение долгих-долгих лет.

А сейчас, Гарри, если ты не против, я хочу еще раз остановиться и обратить твое внимание на важный момент в этой истории. Волдеморт совершил очередное убийство, я не могу утверждать это однозначно, как в случае с Риддлами, но, я думаю, это сделал он. На этот раз, как ты видишь, он убил не ради мести, а лишь из жадности. Он хотел заполучить два выдающихся трофея, которые старая очарованная женщина имела несчастье показать ему. Как однажды он ограбил детей в своем приюте, как украл кольцо своего дяди Морфина, так и сейчас он сбежал с кубком и медальоном Hepzibah

— Но, — Гарри нахмурился, — это же совершенное безумство. Рисковать всем, бросать работу, и все ради этих …

— Безумство для тебя, Гарри, но не для Волдеморта. Я надеюсь, ты увидел достаточно, чтобы понять, что эти предметы значили для него. Не трудно догадаться, что он рассматривал себя, как единственного законного обладателя медальона Слизерина.

— Хорошо, пусть медальон, но почему он тогда забрал кубок?

— Он был связан с другим Основателе Хогвартса. Я думаю, Волдеморт все еще чувствовал большую энергию в школе и он не мог сопротивляться соблазну овладеть вещью, так глубоко погруженной в историю Хогварта. Были и другие причины. Я надеюсь, что смогу тебе продемонстрировать их должным образом.

А сейчас последнее воспоминание, которое я должен показать тебе, по крайней мере, пока ты не достанешь воспоминание профессора Слухгорна. Десять лет разделяют тот случай в памяти Hokey и то, что ты сейчас увидишь. Десять лет, в течение которых Лорд Волдеморт занимался тем, о чем мы можем только догадываться.

Гарри снова встал, поскольку Дамблдор перелил последнее воспоминание в думоотвод.

— Чье это воспоминание, сэр? — спросил он.

— Мое. — ответил Дамблдор.

И вслед за Дамблдором Гарри нырнул во вращающуюся серебряную жидкость, его опять завертело в немыслимом вихре, но через мгновение он приземлился в том же кабинете, который только что покинул. На своей жердочке, забавно посапывая, дремал Фоукс, а за столом сидел Дамблдор, который был очень похож на Дамблдор, стоящего рядом с Гарри, за тем лишь исключением, что обе его руки были целы и невредимы, и может быль, лицо было менее морщинисто. Единственное отличие кабинета заключалось в том, что в темном окне мелькали белые снежинки, которые, кружась, садились на подоконник, на котором образовался уже приличный холмик.

Дамблдор, который был помоложе, казалось, ждал кого-то, и спустя несколько минут с момента Гарриного прибытия, в дверь постучали.

— Входите.

Гарри едва сдерживал сбивчивое дыхание. Волдеморт вошел в комнату. Его лицо было не таким как два года назад, когда он возродился из котла на кладбище: оно не было змеиным, его глаза еще не были красными, но все же это был уже не тот красавец Том Риддл. Его лицо выглядело сильно обожженным, черты лица были смазаны, белки глаз были испещрены кровавыми сосудами, и хотя форма глаза была обычная, Гарри знал, что скоро вместо глаз у Лорда будут щелочки. На нем был надет длинный черный плащ, а его лицо было настолько бледно, что могло сравниться, пожалуй, только со снегом, который лежал у него на плечах.

Дамблдор, сидящий за столом, не выказал никакого удивления. Видимо этот визит был заранее запланирован.

— Добрый вечер, Том. — просто приветствовал он Волдеморта. — Не хочешь присесть?

— Спасибо, — сказал Волдеморт и опустился на стул, на который указал директор, тот самый стул, который в настоящем только что освободил Гарри. — Я слышал, что Вы стали директором. — сказал он более высоким и холодным голосом нежели до этого. — Достойный выбор.

— Рад, что ты одобряешь. — сказал Дамблдор, улыбаясь. — Могу я предложить тебе выпить?

— Это было бы любезно с Вашей стороны. Я проделал долгий путь.

Дамблдор встал и подошел к шкафчику, в котором сейчас он держал думоотвод, тогда же он был полон бутылок. Директор взял два бокала и, наполнив их вином, один подал Волдеморту, после чего вернулся за свой стол. — Итак, Том … чем обязан?

Волдеморт потягивал вино и ответил не сразу.

— Меня больше не зовут Томом; теперь я известен под именем…

— Я знаю, под каким именем ты известен. — сказал Дамблдор, приятно улыбаясь. — Но для меня, я боюсь, ты всегда останешься Томом Риддлем. Это один из недостатков старых учителей. Они всегда запоминают своих учеников такими, какими те были в школе.

Он поднял свой бокал, как и Волдеморт, чье лицо не выражало никаких эмоций. Однако, Гарри почувствовал тонкое изменение атмосферы: Дамблдор, отказавшись использовать выбранное Волдемортом имя, не позволил тому диктовать условия встречи; и Гарри мог бы сказать, что Волдеморт тоже это почувствовал.

— Я удивлен, — сказал Волдеморт после короткой паузы. — Я всегда удивлялся, почему такой волшебник как вы никогда не хотел оставить школу.

— Ну, — ответил Дамблдор, все еще улыбаясь, — может быть, для такого волшебника как я нет ничего важнее, чем помогать молодым осваивать древние знания. И если я правильно помню, то тебя тоже однажды прельщала профессия учителя.

— Все еще прельщает. Я просто задался вопросом, почему Вы, у кого Министерство так часто спрашивает совета, и кому, я думаю, дважды предлагали пост Министра…

— Трижды, по последним подсчетам. Но Министерство никогда не привлекало меня, как видишь и в этом у нас с тобой что-то общее.

Волдеморт склонил голову и сделал еще один глоток вина. Дамблдор не нарушал повисшую тишину, а ждал в предвкушении, когда Волдеморт начнет говорить.