Белая гвардия

«Эк разнесло его, – думал блаженный Карась. – Мда, самодержавие – штука хитрая». Эхемм… – проговорил он сквозь вату.

– Ах, дудудуду – хабеас корпус, ах, дудудуду. Ай, дуду… – бубнил голос через вату, – ай, дудуду, напрасно они думают, что такое положение вещей может существовать долго, ай дудуду, и восклицают многие лета. Нетс! Многие лета это не продолжится, да и смешно было бы думать, что…

– Крепость Ивангород, – неожиданно перебил Василису покойный комендант в папахе,

– многая лета!

– И Ардаган и Каре, – подтвердил Карась в тумане,

– многая лета!

Реденький почтительный смех Василисы донесся издали.

– Многая лета!! –

радостно спели голоса в Карасевой голове.

16

Многая леета. Многая лета,

Многоооогаая лееета…

вознесли девять басов знаменитого хора Толмашевского.

Мноооооооогая лееееета… –

разнесли хрустальные дисканты.

Многая… Многая… Многая… –

рассыпаясь в сопрано, ввинтил в самый купол хор.

– Бач! Бач! Сам Петлюра…

– Бач, Иван…

– У, дурень… Петлюра уже на площади…

Сотни голов на хорах громоздились одна на другую, давя друг друга, свешивались с балюстрады между древними колоннами, расписанными черными фресками. Крутясь, волнуясь, напирая, давя друг друга, лезли к балюстраде, стараясь глянуть в бездну собора, но сотни голов, как желтые яблоки, висели тесным, тройным слоем. В бездне качалась душная тысячеголовая волна, и над ней плыл, раскаляясь, пот и пар, ладанный дым, нагар сотен свечей, копоть тяжелых лампад на цепях. Тяжкая завеса сероголубая, скрипя, ползла по кольцам и закрывала резные, витые, векового металла, темного и мрачного, как весь мрачный собор Софии, царские врата. Огненные хвосты свечей в паникадилах потрескивали, колыхались, тянулись дымной ниткой вверх. Им не хватало воздуха. В приделе алтаря была невероятная кутерьма. Из боковых алтарских дверей, по гранитным, истертым плитам сыпались золотые ризы, взмахивали орари. Лезли из круглых картонок фиолетовые камилавки, со стен, качаясь, снимались хоругви. Страшный бас протодиакона Серебрякова рычал гдето в гуще. Риза, безголовая, безрукая, горбом витала над толпой, затем утонула в толпе, потом вынесло вверх один рукав ватной рясы, другой. Взмахивали клетчатые платки, свивались в жгуты.

– Отец Аркадий, щеки покрепче подвяжите, мороз лютый, позвольте, я вам помогу.

Хоругви кланялись в дверях, как побежденные знамена, плыли коричневые лики и таинственные золотые слова, хвосты мело по полу.

– Посторонитесь…

– Батюшки, куда ж?

– Манька! Задавят…

– О ком же? (бас, шепот). Украинской народной республике?

– А черт ее знает (шепот).

– Кто ни поп, тот батька…

– Осторожно…