Чувство льда

Вы читаете: Чувство льда (Страница: 16 из 23)

Отказаться от блинов Веры Борисовны мог только человек, либо обладающий невероятной силой воли, либо напрочь лишенный вкусовых ощущений и не знающий, что это такое.

– Чем лечишься? – строго спросила тренер. – Показывай.

– Да вы что, сговорились все, что ли? Вчера Саша меня по телефону истязал, потом прислал целую кучу всяких снадобий, сегодня утром врач требовал показать, что я принимаю, теперь вот вы. Ну я же не маленькая, ей-богу. Вот, пожалуйста, смотрите, – она сердито ткнула рукой в стоящий на кухонном столе пакет, – таблетки, порошки, травки какие-то, которые надо заваривать. Все честно пью.

Вера Борисовна внимательно изучила содержимое пакета, вытащила маленькую коробочку, поднесла к носу, понюхала.

– Это у тебя откуда?

– Да Саша прислал. А что?

– Это очень редкая и дорогая штука, травка специальная, ее где-то в Тибете монахи собирают. Достать невозможно. И стоит кучу денег. Слушай, может, он все-таки к тебе неровно дышит?

– Да ну вас, Вера Борисовна, Филановский ко всем дышит одинаково. Ей-богу, я была бы счастлива, если бы он так вел себя только по отношению ко мне, но увы.

– Точно?

– Точно.

– Ну ладно. А твой, как его, Антон, кажется… Как у тебя с ним?

– Все нормально.

– Не догадывается он?

– Вроде нет. Да и с чего ему догадываться?

– Ну а Саша? Он что, тоже про Антона не знает?

– Вера Борисовна, про Антона вообще не знает никто у меня на работе. Так откуда Саше узнать?

– Ох, Нана, Нана, что ж у тебя личная жизнь такая нескладная, а? Ты же умница, красавица, ну почему ты не можешь любить мужика, с которым спишь? Неужели это так трудно?

– Наверное, потому, что не удается спать с тем, кого люблю, – с улыбкой ответила Нана, пожав плечами. – Не совпадает у меня. Бывает.

О том, что она спит со своим подчиненным Антоном Тодоровым, за пределами издательства знало довольно много людей: Вера Борисовна, подруги Наны и даже ее родители, с которыми она познакомила Антона в их последний приезд в Москву, почти год назад. О том же, что она уже много лет влюблена в своего шефа Филановского, знала только одна Вера Борисовна, которая еще с тех давних детских лет стала для Наны единственным человеком, которому дозволялось знать то, о чем рассказывать другим было стыдно. Только Вера Борисовна знала, что у Наны Ким нет ни честолюбия, ни самолюбия (так считала сама Нана), только тренер заметила, какими глазами девочка почти тридцать лет назад смотрела на катающегося рядом Сашу и как волновалась, когда он заговаривал с ней, и только от нее Нана не скрывала, что и сейчас безрассудно и безнадежно любит его. Об этом не знали ни родители, ни подруги: свои чувства к Филановскому Нана считала постыдным признаком слабости, в которой не признавалась никому. Кроме Веры Борисовны.

Она много лет не видела Сашу и почти не вспоминала о нем, с тех самых пор, когда он еще в 1979 году бросил фигурное катание и перестал приходить на каток, но, когда они случайно встретились десять лет назад, все вернулось. Бороться с собой Нана не пыталась, ибо от природы не была борцом, она просто приняла ситуацию такой, какая она есть. Саша не выделяет ее из толпы своих друзей и сотрудников, он ко всем относится одинаково: с любовью, вниманием и заботой, и Нана Ким для него не особенная, не единственная, а «одна из». Он любит совсем других женщин, у него есть жена и постоянно меняющиеся любовницы, уж это-то начальник службы безопасности издательства знает совершенно точно, потому что всех своих подружек Филановский пристраивает работать к себе под крыло, на большую зарплату, а Нане и ее сотрудникам приходится проверять их биографии и «послужные списки». И нет никакой надежды на то, что Александр хоть когда-нибудь ответит на ее чувство.

– Интересно, а Андрюша тебе никогда не нравился? – спросила Вера Борисовна, раскладывая принесенные пирожные на большом блюде.

– Нет. То есть я имею в виду, что он, конечно, чудесный, и он мне очень нравится, но не так, как Саша. Они же разные совсем. Сашка просто-таки излучает любовь к людям и ко всей жизни в целом, он бурлит этой любовью, кипит и изливает на всех, кто его окружает, он хочет, чтобы всем было хорошо, чтобы все были устроены, здоровы, благополучны, он неравнодушный к людям, понимаете? И взгляд у него такой теплый, полный любви. Наверное, это меня и завораживает в нем. А Андрюша – он как вещь в себе. Спокойный, невозмутимый, даже какой-то холодный.

– Они по-прежнему не похожи друг на друга? Я тут как-то Сашу видела по телевизору, какая-то была передача про издательский бизнес, и он давал интервью. Я тогда и подумала: интересно, а Андрюшка сейчас какой? Такой же?

– Да нет, что вы, сейчас они еще больше не похожи друг на друга, чем в детстве. Знаете, словно актер в гриме и без грима. Черты одни и те же, а облик совершенно другой. Сашка выглядит как настоящий бизнесмен, коротко стрижется, носит дорогие костюмы, а Андрюша отпустил волосы, завязывает их в хвост и одевается как бог на душу положит. В основном носит джинсы и джемпера. Эдакий богемный философ-бессребреник. Кстати, хотите посмотреть? У меня есть фотографии с новогодней вечеринки.

– Давай, – охотно согласилась Вера Борисовна, – страсть как люблю смотреть фотографии из чужой жизни. Сейчас попьем чайку, посмотрим фотографии, и я возьмусь за блины. Как раз к Никиткиному возвращению будут готовы. И не смей мне говорить, что ему нельзя мучное. От парочки блинов его аксель не пострадает. Между прочим, что у него с тройным акселем? Прыгает?

– Пока очень нестабильно. Четыре из десяти, больше не получается.

– Ничего, какие его годы, успеет еще. Ты в его возрасте тоже с акселем еле-еле управлялась.

Вера Борисовна подхватила поднос с чашками, чайником и блюдом с пирожными и отправилась в комнату, где устроилась на своем любимом месте – в глубоком мягком кресле поближе к телевизору. Нана принесла пачки фотографий, которые так и не удосужилась разложить в альбомы.

– Вот хороший снимок, – она протянула Вере Борисовне глянцевый прямоугольник, – здесь Саша вместе с Андреем крупным планом, так что можете сравнить.

Тренер долго разглядывала лица на снимке, щурилась, отодвигала фотографию подальше от глаз, так как очки для чтения, по обыкновению, забыла дома.

– А это кто рядом с Сашей? – спросила она, ткнув ногтем в изображение красивой молодой женщины в блестящем платье с глубоким декольте.

– Андрюшина подружка, Катя.

– Андрюшина? А чего же она так к Сашке-то льнет? Прямо чуть не вдавилась в него.

– Да бросьте, Вера Борисовна. Новый год, все дурачатся, все веселые, все слегка нетрезвые. Вот смотрите, на этой фотографии Андрюша с Сашиной женой вообще целуются. Это же все в шутку, – рассеянно ответила Нана, не сводя задумчивых глаз с пирожных.

Очень хочется. Ну прямо сил никаких нет терпеть! Она три дня почти совсем ничего не ела, только пила чай и всякие Сашины снадобья, и сегодня опомнившийся организм требовал своего и хватал Нану за горло костлявой рукой того безрассудного и безразмерного голода, когда хочется всего подряд: жареной картошки с котлетами, пирожных, маринованных огурцов, бананов, причем в любой последовательности. Но приходится делать выбор: или пирожное, или блины. Одно из двух. Отказаться от блинов совершенно невозможно: во-первых, это невероятно вкусно, и если такие пирожные можно, в конце концов, пойти и купить, когда уж очень приспичит, то таких блинов, какие печет Верочка, нигде и никогда больше не съешь; а во-вторых, это традиция, нарушать которую совсем не хочется. Всегда, когда они вместе смотрят соревнования фигуристов по телевизору, они едят свежеиспеченные блины, и это уже превратилось в некий ритуал, который особенно страшно не соблюсти, если идет прямая трансляция, как сегодня: а вдруг нарушение ритуала может как-то повредить нашим спортсменам. Эффект бабочки. Брэдбери.

– И правда, совсем не похожи, – резюмировала Вера Борисовна, закончив рассматривать фотографии и выслушав все комментарии к ним, и отправилась печь блины.

Ровно за десять минут до начала трансляции стопка блинов возвышалась в центре стола, а сам стол подвинут поближе к висящему на стене плоскому экрану телевизора. Вера Борисовна принесла блокнот и ручку, чтобы делать пометки по ходу соревнований, а также чистую видеокассету – в ее домашнем телевизоре не было функции автоматического включения на запись.

Никита ворвался в квартиру, когда на лед вышла первая разминка.

– Началось? – проорал он из прихожей.

– Разминаются. Ты как раз успел, – громко ответила тренер.